Это будет всё беспрочно;

Никого здесь, верно, нет.

Не робею.

Сорета!

Нечего бояться мне.

Это мой обычай. - Я люблю, чтобы у меня кипело, Соретушка!

В том, чтобы уйти с нами в эту деревню, которая в двухстах шагах за этою горою.

Да, поедем, американское моё золото, с нами. Ты можешь там многим завертеть головы и сделать честь вкусу такого молодца, каков я.

Для того, что они бесчестные люди. А честь есть такая честь - по признанию философа Дона Цапата Педрилла Фердинанда - которую всегда ставят за честь, чтобы иметь честь...

Моя должность просветить их и доказать им, что в Мадриде, с помощию философии, более плутов, нежели в здешней стороне жителей.

Так весело, что умрёшь со смеху. - Там ты видишь алебастровую головку; там продолговатую, подщекатуренную рожицу; там поджарого, тоненького, как ниточку, петиметрика; там такую манерную кралечку, что чуть буркалы мелькают из-под бровей; там знатность, богатство, чины...

Это - это конфеты. Надобно только осторожно кушать, чтобы язык не проглотить.

Пропасть! - разве ты забыла, что я Дон Фолет Педрилло Фердинандо Кастиландо Драбандо и чорт знает что!

Как же не так! там без денег ничего не дадут.

За американское золото? - случается!

Оставьте это слово гишпанкам! Говорите американкам: смугленькая, кругленькая, полненькая, плотненькая.

(особо)  

Если бы мне удалось сманить Сорету, это бы очень здорово было для меня. Такая красавица в Европе не жена, а золотая руда для мужа.

Я, Соретушка? Люблю, горю, киплю...

С вашими дикарями? - я со страха умру.

Легко? а чем? вы народ непросвещённый, у вас надобно быть в самом деле умным, чтобы почитали умницей, и храбрым, чтобы почитали за храброго; а у меня сроду этой дряни в голове не бывало.

Спасибо! Этакая глупость мне в ум не приходила! Я гишпанец и люблю сидеть, поджав руки, целый век.

Мне сразиться с леопардом или львом? - у нас поединки запрещены, и это мой любезный закон.

На войне? Ежели неприятель за тысячу верст от меня, то я его доеду; а вблизи у меня охоты нет. Это правило философа Дона Цапата Педрилла Фердинанда.

И я был очень задорен; но надобно тебе заметить, что я учился в Андалузском университете. Профессор мой был великий философ! «Друг мой», - говорил он мне сиплым голосом: - «будь мудрым! пусть лучше тебя бьют, нежели чтобы ты бил», - и я всегда поступал по его правилам.

О! нет, нет, и не думай, чтоб я согласился остаться здесь. - Охота, сражения со львами, поединки с барсами - всё это не по зубам. Поедем лучше с нами в Европу, Соретушка!

Пропасть! - ничего!

Пустое, моя кралечка; надобно на себя напустить только лень или одурь - и ничего не захочется делать.

Всякая земля имеет свой обычай; у нас так это очень не худо. Наши женщины, как голландский сыр: чем более попорчены, тем более их любят. - Побывай ужо в нашей деревне с твоею сестрою, ты увидишь там часть наших обычаев. Если они тебе не понравятся, я останусь с моею смугленькою обезьяночкою.

(испугавшись)

А я один останусь?

Кто? я боюсь, Соретушка? - Знай, что я век не струшу, когда ваши дикари далеко от меня.

Зато наша женщина не струсит десяти ваших мужчин.

Мне кажется, что я напрасно снаряжаюсь в Европу. - Между тем как я легко могу здесь обманывать всех, как дураков, там буду сам обманут, как невежда. Подумаем, что бы сказал об этом мудрый и просвещённый мой Дон Цапато Педрилло Фердинандо. - Лучше обмануть, нежели быть обманутым.  

Что начать?  

Что начать теперь такое?

Не сберусь с душой своей:

Что начать теперь такое,

Здесь с Соретой жить в покое

Иль в Европу ехать с ней?

Что начать?

Что начать теперь такое?

Вздорить в досаду мне, на перекоры,

Делать и брани, и драки, и ссоры,

И покупать себе модны уборы —

От наших женщин научится там.

А я, наместо чтобы сердиться,

Должен петь, буду сам веселиться,

Вместе с другими по моде хвалиться,

Что я женою мог подслужиться

В милость к знатным господам.

Сверх того, судьи иль воры,

На происки к деньгам скоры,

Иль судом или обманом

Познакомятся с карманом.

С ними жизни быв не рад,

Буду беден и рогат!

Сверх того, жене наряды -

Нет, терпеть сии досады

Мне не можно завсегда.

Нет, не еду я туда.

Однако очень темно становится. Страх и трусость сломили в минуту храбрость мою. Я боюсь, чтобы мне прежде не закипеть на американском вертеле, нежели подружиться с дикарями. Они великие охотники до молоденького жаркого.  

Ай! - а! это ты, Цимара! Не испугалась ли ты? Что до меня касается, то я струсил.

Со мною; но когда я трушу, то и пушка не поможет.

Сокровище, а не женщина! Так и не отказывай!

Следом! - с американцами? Пропал я! ах! я бы хотел иметь теперь рысьи ноги. Тут-то бы ты моей храбрости посмотрела! О Гишпания! Гишпания! Там, бывало, вмиг стрячка дашь от неприятеля.

Удавалось! - Надобно знать, что я вспыльчив и сердит, и если я сержусь, тогда пластом положу неприятеля; а потому-то профессор Дон Цапато Педрилло Фердинандо всегда мне говаривал: сердись издали!

Близко? - вот теперь-то ты увидишь, что когда я рассержусь, тогда рысист, как заяц...

(Убегает из всей силы.)

Оставь свой страх, нежная Ельвира, ты увидишь, что сердце американца нежнее, чувствительнее, нежели европейца; ты увидишь. - Ты здесь, Цимара? разве не знаешь, что за этою горою гишпанское селение? -  

(Особо.)

Подозрение мое увеличивается!

Берегись, если я что замечу!

Ельвира! я постараюсь, чтоб ты забыла Гишпанию. Если ты не найдёшь во мне гибкости и лукавства европейца, то найдёшь душу, сердце, желание тебе угодить.

(особо)

Догадки мои становятся основательнее.

(К ним.)

Вы шепчете - бойтесь! Американец столь же страшен во гневе, как нежен в любви. - Ельвира! печаль твоя раздирает душу мою.

Время прекратит печаль твою. Может быть, одноземцы твои увидят нашу невинность, справедливость и обоймут тех, которых они терзают; брат твой найдёт во мне друга, прижмёт его к сердцу.  

Сестрицы! проводите к себе Ельвиру; а я пойду осмотреть, нет ли опасности от гишпанцев

(особо)

и замечать за вами.

Уф! какая скотская темнота! Верно профессор мой Дон Цапато Педрилло Фердинандо посмотрел бы издали.  

(Оглядываясь)

Всякое дерево кажется мне лешим! И в такую дьявольскую ночь делать надобно любовные свидания! Если бы я был американец, то бы носа из шалаша не высунул. - Скитаться одному между дерев, зверей, американцев и леших! - О! премудрый Дон Цапато Педрилло Фердинандо! правда твоя, что всего лучше любить и сражаться издали. - Но где Гусман? может быть, он здесь, и так же трусит, как и я. - Ась? - кто тут? - беда моя! со всех сторон шум и ужас. - Я думаю, что лешие со всего света собрались сюда. - Истолкут они меня, как в ступе.

Сестры мои ушли из шалашей. Жестокие европейцы! Вы далеко простираете свои злодейства. Послушаю, не здесь ли они?

(находя Фолета)

Кто это?

(лежа)

Это я, Соретушка, твой милый Фолет, первый ученик философа Дона Цапата Педрилла Фердинанда.

(рассердясь)

Кто ты такой?

Тьфу! как это глупо! приголубь меня, Соретушка!

Постараюсь, не могу ль от него чего узнать. - Ты худое место выбрал спать.

Ничего, ничего! Философия, - когда она в росхмель - везде прикорнуть может. Тьфу к чорту! дай мне, Соретушка, ручку поцеловать!

(Целуя руку Áцема.)

Какая нежная, мяконькая ручонка! не мадридской чета. Там как копчёные полотки.

Чуть удерживаюсь от бешенства! Сказывай, бездельник, почему ты знаешь Сорету?

Какой глупый вопрос! разве ты не Сорета?

Нет, бездельник!

Ну, так поди же к чорту. Если бы ты была Сорета, я бы тебя сюда попросил.

Я её брат! дорого ты заплатишь!

Пустое; я за последние клюнул - ха! ха! ха! как я рад, что у тебя такие прекрасные сестрицы. Поедем в Мадрид. Ты можешь ими там сделать своё счастие.

Это сумасшедший человек.

Послушай, американская харя! не нападай на моё сумасшествие. За него деньги платят.

Я теряю терпение.

(лезет обнять его)

Ну, так помиримся и поцелуемся, дорогой зять!

(ударяя его по голове)

Вот приступ к миру.

(в сторону)

Он, верно, притворяется.

Какая чертовская лапа!

Сказывай, где сестра моя? или я тебя на месте убью!

(вывёртываясь из рук)

Чорт тебя возьми! хорошо тебе, что я трус и что философ Дон Цапато Фердинандо Педрилло велел мне сердиться издали. - Я б тебя надвое расплющил или бы - ушёл. Ты меня надсадил в самое темя.

(уходит из рук)

(ища его)

Ты не уйдёшь от меня.

(тихо)

Притаюсь. - Гусман! Сорета!

Устрашённый тьмой ночной,  

Я от страха весь дрожу;

Но кто здесь ещё со мной,

И кого я нахожу?

Не спущу сему обману,

Я везде тебя достану.

Жизнь твою я окончаю.

Я Сорету здесь встречаю.

Сёстры неблагодарны,

Ваш голос слышу я!

Слышу я, их нет здесь боле.

Соберу друзей своих,

Обагрю их кровью поле,

Растерзаю дерзких сих.

Они ушли! злодеи! но недолго будут наслаждаться своею изменою! Они, без сомнения, скроются в этой деревне. Поспешим. - Жестокие гишпанцы! вы не довольны тем, что похищаете наше золото; вы хотите лишить нас первого сокровища: невинности и добродетели!  

Не пустить меня подраться!

Так шутить собой не дам!

Я, я,

За тобою ведь я гнался.

Трусость в том твоя причина.

За тобою я ведь гнался.

Не пустить меня подраться!

Так шутить собой не дам!

За тобою ведь я гнался.

Трусость в том твоя причина!

Нет, не вздорю...

Нет, не брежу,

Нет, не вздорю.

Смотри, какая вертушка! Если бы не ты, то я бы всем вашим дикарям разломал головы.  

Конечно! Я боялся тебя оставить, ибо философ Дон Цапато Педрилло Фердинандо именно говорит в аргументе о ретираде: «Когда бежишь, тогда и других тащи». Он слов на на ветер не молвит.

Конечно, дрожу; для того, что сразиться не с кем.

По двум причинам: первое, что я не хотел брата твоего на месте приколоть; второе, что я сержусь издали.

И Соретушка также, если бы не мое мужество - в ногах.

Больше было некогда. Чем богат, тем и рад.

Разве я зрительная трубка? Там всё хорошо: женщины, дома, а более всего философ Дон Цапато Педрилло Фердинандо. Это кузов мудрости.

Правда, правда, пониже и поуже - это гораздо лучше.

Всякий месяц новое, переменное? Вот те Америка! Это хоть бы в Европе!

Правда, правда, Соретушка! И Дон Цапато Педрилло Фердинандо то же говаривал. - А я, как ученик его, люблю больше оригиналы, нежели копии.

Полон Мадрид. Редко, редко столкнешься не с рисованною, а то все как будто подщекатуренные рожицы.

Это от того, что ты не была ученицею у философа Дона Цапата Педрилла Фердинанда. Он бы тебе всё показал попросту.

Соретушка! махнём без дальних обиняков в Мадрид. Я не охотник болтать одно и то же. Ты знаешь, что я тебя люблю столько же, как и ваше золото, и что эту любовь надобно побриллиантить, - то есть жениться.

А там - любовь научит, что там.

Оставлю! - Я? Сорету! - Гишпанец, ученик Дона Цапата Педрилла Фердинанда оставит жену, когда вся его философия, всё его богатство состоит в прелестях его милой Сореты! О нет, нет! ты моё сердце, душа, жизнь, а я не что иное, как твоё туловище.

Ах, Соретушка! и камень от жару трескается, и железо ржавчина съедает.

А после воскреснет. У него такая глупая привычка, что он очень часто умирает не до смерти.

Кругленькая Сорета!

Я лопну, как брандер.

Останься, милая Сорета,

Иль от печали я умру.

Мутится весь мой ум!

Куда мне лезть в беду!

Я с места не сойду.

Вот пришла беда моя!  

Ни людей со мной, ни свету

В сей опасности здесь нету.

Знать, на смерть оставлен я.

Сжалься, рок, ты над Фолетом,

Шум ужасный утиши

И не дай, чтоб в страхе этом

Я лишился здесь души!

Берите всех, вяжите,  

Злодеи, возвратите

Вы мне сестёр моих.

От страха цепенею,

Глаза открыть не смею,

Чуть жив пред ним стою.

Искать везде их буду,

Искать везде их стану.

(американцам про Фолета)

Смотрите вы за ним!

Как встретятся Гусману,

Достанемся мы им.

Погиб твой Фолет!

Сёстры неблагодарные!

И вы, льстецы коварные,

И гнусные сердца,

Страшитесь вам пристойного

И ваших дел достойного,

Позорного конца.

(к американцам)

Ведите их немедленно,

Куда вам мною велено,

И стерегите их,

Доколь не вырву дух из них.

(сёстрам)

Ваш поступок я омою

Дерзновенных сих в крови.